Праздник света и свободы 1911 №8
Содержание
Праздник света и свободы.
(19 февраля 1861 года).
Очерк Б. П. Никонова. (С 16 рис., 11 портр. и 2 груп. на стр. 141, 144—45, 148, 153, 154, 155, 156, 157, 158, 159 и 160).
„Распалась цепь великая“...
Некрасов.
„День встает багрян и пышен,
Долгой ночи скрылась тень“...
Аксаков
I.
Ровно пятьдесят лет тому назад, 19 февраля 1861 года, совершилось непостижимое для огромнаго большинства тогдашних русских людей событие:
Возникла новая гражданская личность — русский крестьянин То безличное существо, которое было вещью, о продаже и о покупке котораго публиковали в газетах наравне с домашним скотом и всякими иными неодушевленными предметами купли-продажи, вдруг выросло в человека.
Мы нисколько не преувеличиваем, говоря о газетных объявлениях. В начале XVIII века в „С. -Петербургских Ведомостях" на каждом шагу попадались такия объявления:
„В Большой Коломне, в каменном доме под № 285, продается мальчик, знающий чесать волосы, и дойная корова".
„Продается молодых лет, добраго поведения, девка, недавно привезенная из деревни. Видеть ее можно на Воскресенской улице, в доме под № 29".
„Продается повар с женою и малолетней дочерью. Там же продаются лучшия моськи".
„Продается за излишеством женщина 37 лет"...
О людях выражались тогда совершенно так же, как о скоте, который даже не может сам „ехать", и котораго „привозят". Мало того, о животных, если они принадлежали высокопоставленному лицу, выражались гораздо лучше, почтительнее, чем о людях-вещах. В одном объявлении мы, например, читаем:
„По Галерной улице, из дома его сиятельства, князя Платона Александровича Зубова, ушла собака большого роста"... А рядом в другом объявлении: „Сбежал дворовый человек, Иван Осипов, а приметами он: росту небольшого, глаза имеет быстрые"...
Собака „ушла", а человек „сбежал"...
Полвека тому назад (как, в сущности, недавно! ) огромная масса русскаго населения состояла на положении домашних животных. И вдруг по всей России загудел благовест освобождения. Крепостное право, именовавшееся „правом" только по какому-то логическому недоразумению, сразу и безповоротно пало. Одним росчерком того знаменитаго пера, которое хранится теперь в Москве, в Историческом музее, была порвана многовековая цепь, и свыше двадцати одного миллиона людей возстали из праха. Это было настоящее воскресение из мертвых, и недаром в знаменательный день 5 марта 1861 года (в этот день был обнародован Манифест 19 февраля) знакомые и незнакомые приветствовали друг друга пасхальным лобзанием: „Воистину воскресе“... И тысячу раз прав один из летописцев этого знаменательнаго события, говоря: „Не только в России, но и в летописях всемирной истории немного найдется дней, с которыми соединилось бы такое радостное, бодрящее и возвышающее душу настроение, как с незабвенным днем 5 марта 1861 года“.
Сравнение освобождения крестьян с воскресением глубоко знаменательно. В освобождении крепостных — в этом, казалось бы, естественном акте высшей государственной воли—чувствуется и видится элемент чудеснаго. Если подробнее ознакомиться с историей крестьянскаго освобождения, то оно представляется каким-то чудом, чем-то таким, что явилось, как чудо, наперекор условиям нормальнаго физическаго обихода. Крепостничество так глубоко укоренилось в России, что даже такой всемогущий вершитель судеб России, каким был император Николай I, со всею его железною волею и при всем его несомненном отвращении к крепостному праву, не мог ничего поделать с этим злом. Крепостное право держало в своих лапах не одних только крестьян, но и все лучшее в России: ум, талант, направленную к добру волю, идеальнейшия стремления и порывы. Оно закрепостило даже государей, страстно желавших, как Александр I и Николай I, его уничтожения... Крепостники были могущественнее царей. И это положение вещей целиком перешло в царствование преемника Николая I. Когда император Александр II вступил на престол, ничто не указывало на близость и даже хотя бы на отдаленную возможность падения крепостного права. Мало того, когда Александр II уже положил начало великой реформе, дело ее осуществления в значительной степени попало в руки противников эмансипации. И даже Манифест о великом дне свободы был написан лицом, явно несочувствовавшим освобождению крестьян. И тем не менее, несмотря на силу крепостников, несмотря на несочувствие и подкопы многих и многих прикосновенных к делу реформы лиц, эта реформа была осуществлена. И притом в значительной степени трудами ее врага, графа Панина. Разве это не чудо? Не простыми руками, не простою волей было совершено это дело, и невольно образ Царя-Освободителя представляется в виде ангела, сошедшаго в тьму могилы, чтобы отвалить от нея гробовой камень...
Свыше ста лет русские люди ждали этого чуда. История попыток борьбы с крепостничеством и параллельно с нею история ожиданий лучшей части русскаго общества улучшения участи крестьян насчитывает за собою более века.
Каким образом возникло крепостное право?
Вот вопрос, который мучил неразрешимостью всех, кто задумывался о происхождении русскаго рабства. Этот вопрос недостаточно выяснен и теперь.
„Я не понимаю, —говорил император Николай I: —каким образом человек сделался вещью, и не могу себе объяснить этого иначе, как хитростью и обманом с одной стороны и невежеством с другой. "
Эти слова показывают, насколько верно Николай I чуял ту великую историческую неправду, которая обратила человека в вещь. Такую же догадку делают и историки, не верящие в абсолютное значение „Юрьева дня".
Принято думать (по крайней мере, принято было прежде), что крестьян закрепостил своим указом царь Феодор Іоаннович, якобы отменивший известную льготу Юрьева дня. Но подлиннаго указа о Юрьевом дне не отыскано, и он считается мифическим. К тому же свободный переход крестьян от одного владельца к другому продолжался и в XVII веке. И нам кажется, что правильнее было бы принять мнение Погодина и некоторых других историков, утверждающих, что в закрепощении крестьян виноват не царь Феодор и никто другой, но „виноваты обстоятельства". Виновата обстановка общественнаго безправия, допустившаго и возведшаго сначала в обычай, а потом (гораздо позднее) и в закон ту социальную несообразность, что один человек продавался в рабство другому, а этот последний пользовался его безсознательным отношением к своей личности и превращал его в вещь. По мнению Ключевскаго, основанием возникновения крепостного права послужила повсеместная в XVI и XVII веках задолженность крестьян своим хозяевам. Крестьяне стали отдаваться в рабство и закрепощать не только самих себя, но и детей своих, потому что ничем иным не могли придумать избыть свои долги. Таким образом имущественная кабала сменялась личной кабалой, и в государстве и обществе не только никто не противился такому превращению свободных людей в рабов, не только никто не пытался поддержать в слабом и темном человеке сознание его человеческаго достоинства, но одни пользовались его слабостью и темнотою, а другие проявляли полнейшее попустительство и равнодушие к тому. А потом новые отношения освятились обычаем и стали регулироваться законом.
И вышло так, как говорит один из историков, что „крепостное право явилось не прямым продуктом законодательства, а результатом попустительства, допускавшагося государством в частных отношениях землевладельческаго и земледельческаго сословий". И, как совершенно верно предположил император Николай I, „человек сделался вещью вследствие хитрости и обмана с одной стороны и невежества с другой".
Как это на первый взгляд ни странно, положение крестьян, вместо того, чтобы улучшаться параллельно с распространением в государстве культуры и просвещения, только ухудшалось. Крепостное право в своем последовательном течении все усиливалось и усиливалось и в „блестящий век Екатерины" достигло своего зенита, а затем так и осталось в своем чудовищном могуществе почти до самаго 1861 года. Крестьянин все более и более превращался в вещь. Прежде всего, при Петре Великом увеличилось общее количество крепостных в государстве. Появились казенные крепостные и посессионные (приписанные к уральским заводам). Далее, начались стеснения гражданских прав у крестьян: в 1726 году крестьяне лишены были права свободно отправляться на промыслы. В 1731 г. им воспрещено вступать в откупа и подряды. В 1741 г. крепостные устраняются от присяги на верность Государю. В 1761 году им воспрещено обязываться векселями и вступать в поручительства. В 1767 г. крестьянам было воспрещено жаловаться на своих помещиков в какия бы то ни было инстанции. Вместе с тем, в это же время огромное количество государственных крестьян поверстано путем подарков частным лицам в число помещичьих рабов. При Екатерине II появилось до 400.000 таких новых рабов, при Павле—до 300. 000.
В такой же постепенности росло и право помещиков распоряжаться крестьянами, как вещью, и к концу екатерининскаго века помещики могли даже ссылать крестьян своей властью в Сибирь. Иначе говоря, помещики узурпировали чисто государственное право. Дальше этого уже трудно было итти. И далее этого крепостное право действительно уже и не шло, и чудовищная громада крепостничества, раздувшаяся до невероятной величины, простояла еще около века и потом сразу и уже безповоротно рухнула всею своею тяжестью...
Нельзя сказать, чтобы до Императора Александра II не предпринималось никаких мер для ограничения крепостного права. И Петр Великий и последующие государи сознавали тягостную безправность крестьянства и пытались облегчить их положение.
Но вводимые ими ограничения крепостничества были черезчур паллиативны. Великое зло рабства нельзя было уврачевать частичными поправками. По самому своему существу, оно только тогда и могло перестать быть злом, когда прекращало свое бытие. Но на прекращение самого бытия крепостного права никто до Царя-Освободителя не мог решиться. Николай I создавал многочисленные секретные комитеты „для изыскания средств к улучшению состояния крепостных разных званий", но их деятельность была похоронена в тайниках канцелярий, и все оставалось попрежнему. И император Николай I ограничился в результате лишь тем, что воспитал своего сына в сознании необходимости и неизбежности крестьянской реформы и явился таким образом идейным инициатором этой реформы, осуществленной уже Царем-Освободителем.
II.
Для того, чтобы оценить по достоинству величие и значение реформы 19 февраля, этого „праздника света и свободы", достаточно перечитать безсмертные очерки Салтыкова-Щедрина о том, как жилось подневольному крестьянству („Пошехонская старина") или историю знаменитой мучительницы крестьян, подмосковной помещицы, Дарьи Салтыковой, кровожадной „Салтычихи", которая загубила истязаниями и мучительствами свыше 70 человек своих дворовых. Если погрузиться в то темное царство безправия и дикаго произвола, если вспомнить, что еще в сороковых годах и позднее существовала казенная такса на живых людей (300 рублей за душу мужского пола и 150 р. за душу женскаго пола! ), то станет ясно, каким ослепительным лучом света, каким громовым ударом было для тогдашняго общества 19 февраля.
Конечно, этот луч возсиял не сразу. Реформа 19 февраля родилась на свет с мучительными затруднениями. При восшествии на престол Александра II помещики, руководясь некоторыми темными местами тогдашняго Манифеста, были совершенно убеждены, что все останется по-старому. Даже потом, когда слухи о симпатиях Императора делу эмансипации стали просачиваться в массу населения, нашлись лица, власть имущия, которые поставили своей задачей внушать населению убеждение в в совершенно противоположном. Тогдашний министр внутренних дел Муравьев путешествовал по России и везде уверял дворянство, что никаких реформ не предвидится. И тем сильнее ударила по крепостникам неожиданная речь Императора московскому дворянству, произнесенная в 1856 году после заключения Парижскаго мира. „Я не скажу вам, — сказал Государь: — чтобы я был совершенно против этого (т. -е. освобождения крестьян). Мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною. Следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло сверху, чем снизу... "
Эта речь прозвучала среди крепостников, как весть о светопреставлении. Начало было положено... Всем стало ясно, что за сдержанною формою речи Государя скрывается серьезное и, главное, реальное содержание. И ближайшия события показали, что так оно и есть. 1 января 1857 г. был учрежден Секретный Крестьянский Комитет для обзора материалов по крестьянскому делу. Этот Комитет, в составе котораго только двое лиц были искренно преданы делу освобождения крестьян, а именно С. С. Ланской и Д. Н. Блудов, остальные же члены были или равнодушны, или явно враждебны, —в течение целых месяцев, к досаде Государя, не сделал ничего для того, чтобы подвинуть дело. Государь был крайне недоволен этим и прямо называл действия Крестьянскаго Комитета „обструкцией". „Крестьянский вопрос, —говорил он тогда одному из старых приверженцев эмансипации, гр. Киселеву: — меня постоянно занимает Надо довести его до конца. Я более, чем когда-либо, решился и никого не имею, кто бы помог мне в этом важном и неотложном деле". Однако вскоре у Царя-Освободителя нашлись деятельные помощники, кроме уже упомянутых Ланского и Блудова. Это были великая княгиня Елена Павловна и великий князь Константин Николаевич, а также Н. А. Милютин, Ю. Ф. Самарин, Я. А. Соловьев и в особенности Я. И. Ростовцев—правая рука Александра II в деле реформы.
Крестьянский Комитет после того, как председателем его был назначен живой и талантливый деятель, великий князь Константин Николаевич, сразу встрепенулся и выработал наконец программу работ по проведению крестьянской реформы. Однако его работы могли все-таки растянуться на долгие годы, если бы не одна из тех случайностей, которые возникают как-то сами собой и влияют на исход всего дела решающим образом. Такою случайностью в данном деле явилось поступление прошения литовскаго дворянства, которое ходатайствовало об освобождены крестьян без земли. Государь не согласился на такое освобождение и выразил желание, чтобы крестьяне были освобождены с усадебной оседлостью и с отводом наделов. В этом смысле был составлен и Высочайше подписан
20 ноября 1857 года рескрипт на имя виленскаго губернатора Назимова о созыве дворянскаго комитета для составления Положения об улучшении быта крестьян на указанных в нем и в особом министерском циркуляре основаниях.
Это был знаменательный акт. День 20 ноября 1857 года следует считать моментом официальнаго приступления к проведению в жизнь той великой реформы, которая была скромно названа в упомянутом рескрипте „улучшением быта крестьян". С этого же момента началась и вообще вся эпоха великих реформ 60-х и 70-х годов.
Для того, чтобы придать этому моменту значение безповоротнаго акта и закрепить сделанный первый шаг к официальному проведению реформы, друзья свободы—великий князь Константин Николаевич, С. С. Ланской и другие — решили всенародно огласить рескрипт на имя Назимова, разослав рескрипт и сопровождавший его министерский циркуляр по всей России. Эта мера была равносильна внушению по адресу всероссийскаго дворянства начать ходатайства об освобождены крестьян, так же, как это было сделано виленским дворянством.
Были приняты все меры к тому, чтобы сделать это (т. -е. разослать рескрипт) как можно скорее. Несмотря на то, что
21 ноября был праздничный день, и рабочие были свободны, стараниями Ланского было достигнуто то, что оба акта были отпечатаны в достаточном количестве экземпляров и сданы на Николаевскую дорогу для немедленной отсылки „хотя бы с товарным поездом. "
В нашей литературе имеется целый ряд художественных изображены и дословных записей того, как встретили крепостники этот „роковой", по их мнению, шаг. Госпожа Падейкова, вычеканенная мощною творческою кистью Салтыкова, недоумевала, как же это теперь „девки командовать будут над нею? " Живой фотограф действительности, известный писатель П. И. Якушкин, разсказывает о следующей сцене, которой он был свидетелем в провинциальном помещичьем доме:
— Что же это значит? —спросила барыня, когда ей прочитали рескрипт.
„— Уничтожается крепостное право, —ответили ей.
А крепостных крестьян не будет?
Совсем не будет.
Ну, этого я не хочу! —объявила барыня, вскочив с дивана.
„Все посмотрели на нее с удивлением.
„— Решительно не хочу. Поеду сама к Государю и скажу: „я скоро умру. После меня пусть, что хотят, то и делают. А пока я жива—я этого не хочу".
Другой помещик, изображенный тем же Якушкиным, восклицал:
„— Как же у меня отнимать мое? Ведь я человеком владею. Ведь мой Ванька приносит оброку в год до пятидесяти целковых. Отнимут Ваньку, кто мне за него заплатить? " Другие крепостники кричали, что теперь начнутся бунты, и пойдет новая пугачевщина, что народ только того и ждет, как бы расправиться с ними. „Бунты" стали грезиться всем и каждому, и местные власти в губерниях были засыпаны жалобами и донесениями. В действительности, народ, как это удостоверено, проявлял необыкновенную выдержку и ожидал воли с благородным спокойствием, готовый забыть и простить все обиды и страдания, как только разнесется радостная весточка о свободе. Приводим еще одну запись Якушкина:
„— Что, хозяин, —спрашивал помещик владельца постоялаго двора (крепостного): —народ, чай, ждет—не дождется воли?
„— Как, ваше благородие, не ждать. Тогда мужички сподобятся свет увидать.
„— То-то пойдет потеха, —заговорил, посмеиваясь, барин.
„— На что потеха. От этого спаси Бог. Дай Господи эту благодать с миром и с любовью принять.
„Барин настаивал, что без „потехи" не обойдется. Решили спросить проезжаго, угрюмаго парня.
„— Тешиться—не тешиться было прежде, а напоследях и толковать об этом нечего, —ответил парень".
И так смотрела на дело вся, пока еще безправная, часть населения. Весь народ прекрасно понимал, что теперь, „напоследях", не из-за чего было даром в Сибирь итти, и что на радостную весть следовало отозваться радостью и любовью", а не какой-то воображаемой „потехой" над прежними господами. Не в духе русскаго народа мстительность и злопамятность, и это было прекрасно доказано в приснопамятные дни падения крепостного права.
Рескрипт и министерский циркуляр, разосланные по губерниям, вскоре оказали ожидаемое влияние. Уже в конце 1857 года в Крестьянский Комитет поступило первое (после виленскаго) добровольное ходатайство нижегородскаго дворянства об открытии губернскаго комитета по крестьянским делам. Нижегородские дворяне в данном случае поступили так под влиянием своего губернатора, известнаго декабриста, Муравьева. За нижегородскими дворянами обратились с таким же ходатайством дворяне московские, а потом мало-помалу расшевелились и другия губернии. Одни из дворян были побуждаемы напоминаниями и увещаниями местнаго начальства, другие не хотели отстать от соседних губерний. Во всяком случае искренняго желания приобщиться к крестьянской реформе у большинства из них не наблюдалось. Да этого никто и не ожидал от крепостнической массы...
В октябре 1858 года были представлены последния дворянския ходатайства, а затем началась деятельность дворянских губернских комитетов, которым было поручено изготовить проекты поместнаго устройства крестьян и помещиков. И почти в то же время прежний „секретный" Крестьянский Комитет в Петербурге был превращен в Главный Комитет по крестьянскому делу. Большинство членов этого комитета было явно не на своих местах и тормозило реформу, стремясь похоронить ее в море бумаг. Другие проводили мысль об освобождении крестьян без земли, т. -е. собирались дать народу так называемую „волчью волю". К счастью, среди членов Комитета был величайший друг реформы и любимый сотрудник Царя-Освободителя, Я. И. Ростовцев. Его доброе влияние парализовало подкопы врагов освобождения. Будучи искренним сторонником освобождения крестьян с наделением их землею в собственность и с дарованием им самоуправления, Ростовцев сумел убедить в этом и Государя и всячески укреплял его в решимости довести „святое дело" до конца. Много помогла делу реформы предпринятая Императором Александром II поездка по России, которая убедила его в преданности к нему крестьянских масс, в их спокойном настроены и, главным образом, в их печальном положены.
4 марта 1859 года наступил новый этап в деле освобождения крестьян: в этот день была открыта знаменитая Редакционная Комиссия, на которую было возложено разсмотрение проектов дворянских губернских комитетов и составленье окончательнаго проекта эмапсипации. На долю Редакционной Комиссии таким образом выпала благородная и исторически важная задача составить закон об освобождены крепостного населения от рабства.
Председателем этой „комиссии для уничтожения рабства в России" был назначен Я. И. Ростовцев, а в число членов ее по разным отделам вошли такие замечательные деятели, как Н. А. Милютин, Я. А. Соловьев, Н. П. и П. П. Семеновы, Н. X. Бунге, Ю. Ф. Самарин и Н. В. Калачев. Эти лица вынесли на своих плечах весь труд крестьянскаго законодательства и тяжелую борьбу с крепостниками, пробравшимися и в их среду... Комиссия энергично принялась за дело в сотрудничества с приглашенными из провинциальных комитетов депутатами. К всеобщему сожалению, председатель Редакционной Комиссии, Я. И. Ростовцев, этот добрый гений эмансипации, вскоре (в феврале 1860 года) скончался. Он умер на руках Императора Александра II и до последняго своего вздоха ободрял его, успокаивал и убеждал довести реформу до желаемаго конца. И последними словами Ростовцева, обращенными к Царю, были: „Не бойтесь".
Преемником Ростовцева был неожиданно для всех назначен граф В. Н. Панин. Это был явный противник реформы, человек закосневший в канцелярских формах и тяжелый в личных сношениях. Назначение Панина на должность председателя либеральной и явно противной ему Комиссии составляет ту историческую и почти мистическую странность, о которой мы упоминали в самом начале. Точно свыше предопределено было, чтобы для большаго нравственнаго величия и торжества крестьянской реформы ей послужили и пред ней склонились даже ее заядлые враги... Назначение Панина толковалось многими сторонниками реформы, как провал ее. Но в действительности оказалось иначе. „Вы не знаете Панина, —говорил, успокаивая их, Государь: —у него нет других мнений, кроме как только исполнять мои приказания“. Сам Панин говорил по этому поводу: „Если я каким-либо путем удостоверюсь, что Государь смотрит на дело иначе, чем я, то я долгом считаю тотчас отступить от своих убеждений и действовать даже совершенно наперекор с тою или даже большею энергиею, как если бы я руководствовался моими собственными убеждениями“. Так или иначе, но в качестве председателя Редакционной Комиссии Панин, надо ему отдать справедливость, соблюдал строжайший нейтралитет. Вредили делу реформы и до и после того не он, а другие „деятели“, против которых и была направлена вся энергия сторонников реформы во всех заседаниях Редакционной Комиссии.
10 октября 1860 г. Редакционная Комиссия была закрыта, 14 января 1861 года состоялось последнее заседание Главнаго Комитета, а 28 января началось уже обсуждение выработаннаго ею проекта „Положения о крестьянах“ в Государственном Совете. Наступил еще один новый этап в деле уничтожения рабства...
В первом заседании Общаго собрания Государственнаго Совета председательствовал сам Государь. Он открыл заседание замечательной, исторически знаменитой речью, которая поразила всех присутствующих своей решительностью и неслыханной твердостью тона, с которым говорил Государь.
Государь заявили, что „считает дело об освобождены крестьян жизненным для России вопросом, от котораго будет зависеть развитие ее силы и могущества“... „У меня есть еще и другое убеждение, —продолжал Государь: —а именно, что откладывать этого дела нельзя. Почему я требую от Государственнаго Совета, чтобы оно было им кончено в первую половину февраля и могло быть объявлено к началу полевых работ. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства... Прошу только не забывать, что основанием всего дела должно быть улучшение быта крестьян, и улучшение не на словах только и не на бумаге, а на самом деле“.
Начались бурные заседания Государственнаго Совета, большинство членов котораго было против реформы или же против наделения крестьян землею. Государь присутствовали в заседаниях и сплошь и рядом соглашался с меньшинством. Работа кипела и с неслыханной для наших казенных учреждены быстротою все дело было, закончено действительно к середине февраля, а именно к 16 числу разсмотрение проекта и все подготовительный работы были закончены. И 19 февраля государственный секретарь, В. П. Бутков, отвез в Зимний Дворец для подписи Государя проект Манифеста и указа Сенату.
И в этот знаменательный день, пятидесятилетие котораго празднуется теперь по всей России, Царь-Освободитель подписали Освободительный Манифест, Положение о крестьянах и журналы Государственнаго Совета. Этот день был годовщиною дня воцарения Императора Александра II, —день его восшествия на престолы Отныне к нему присоединились еще другое великое значение и светлая память...
Итак, Рубикон был перейден. Свершилось то, о чем всего каких-нибудь пять-шесть лет тому назад никто не смел и мечтать, и о чем сам Государь лишь глухо и осторожно говорил московскими дворянами: „Мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться“... Это случилось спустя полдесятка лет!..
Нельзя не удивляться той быстроте, с которой была проведена эта удивительная реформа. В то время, когда ничтожные нововведения и незначительные законы обсуждаются государственными учреждениями по целому десятку лет, это колоссальное изменение государственнаго и общественная) уклада в стране было проведено в какие-нибудь два-три года. Находились лица, который не одобряли такой поспешности, находя, что полезнее было бы провести постепенное освобождение крестьян в течение долгих лет. Так, известный американский экономист Кэри на одном обеде еще в 1859 году говорил своими петербургскими друзьями, намекая на крестьянскую реформу: „Будем учиться у природы: когда она желает добра человеку, она действует постепенно: она посылает росы, солнечное тепло, дожди. А когда она стремится к разрушению, то действует разом: таковы бури, землетрясения“. На это кн. Черкасский тогда возразили: „Женщина беременна в течение девяти месяцев, а разрешается от бремени в несколько часов“. Крепостное право было слишком большими и застарелым злом, чтобы действовать с ними осторожно и деликатно. Оно было слишком сильно для таких деликатных действий, и его необходимо было сокрушить и обезвредить сразу, что и сделал Царь-Освободитель, прекрасно понявший всю природу этого великаго зла...
III.
Освободительный Манифест был подписан 19 февраля. Но оглашен он был только 5 марта. Необходимо было предварительно отпечатать его вместе с Положением о крестьянах в достаточном количестве экземпляров для разсылки по всей России.
Манифест 19 февраля имеет свою историю.
Первоначальный проект его был составлен Самариными и Н. К. Милютиными. Но проект этот не понравился гр. Панину, и по его докладу Высочайше повелено было окончательную редакцию Манифеста возложить на московскаго митрополита Филарета. Митрополит Филарет пользовался высокими уважением при Дворе и в обществе, и потому вполне понятно, что выбор Государя остановился на нем, тем более, что Филарет обладал громадным влиянием на помещичьи массы, и его участие в реформе крестьянская) освобождения должно было придать ей громадный нравственный авторитет даже в глазах крепостников.
Но тут сказалась опять такая же знаменательная странность, что и с назначением гр. Панина на пост председателя комиссии по уничтожению рабства. Митрополит Филарет оказался противником крестьянской реформы... Он долго не соглашался взять на себя возлагаемый на него труд и только после настоятельных просьб взялся за редактирование Манифеста. И опять словно свыше было предопределено, чтобы делу освобождения послужили даже его недоброжелатели... И именно из уст недоброжелателя вырвались те искренния, неожиданно сердечный, светлые и радостные слова, который раздались из конца в конец по всей России, как пасхальный благовест, и прозвучали в каждом сердце:
„Осени себя крестными знамением, православный народи, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашняго благополучия и блага общественная)“. В Петербурге и в Москве, не говоря уже о провинции, объявление Манифеста совершилось довольно неожиданно для масс населения. В печати не было никаких намеков на предстоящее торжество света и свободы. В обществе только глухо говорили о возможности в довольно близком будущем крупной реформы. Даже после 19 февраля, когда Манифест об освобождены уже был подписан и уже был готов закон о падении рабства, в глубине России стояла вековая тишина, и помещики, чуя близкую „катастрофу“, пытались извлечь из „своих людей“ возможно большую выгоду и облагали их колоссальными оброками. Разсказывают об одном крепостнике, который за три дня до объявления воли наложили на своего двороваго оброк в триста рублей, обещая в случае неуплаты сдать его немедленно поди красную шапку. И только заступничество добрых людей спасло несчастнаго от тяжелой участи за несколько дней до полнаго освобождения от всякой зависимости от „господ“.
В столице население жило более повышенной жизнью. В народную толщу здесь, несмотря на строгую таинственность проведения реформы, проникали какими-то неведомыми путями слухи о том, что готовится... Поди впечатлением этих слухов еще в первых числах февраля помещичьи крестьяне неоднократно делали Государю восторженные овации. Так, однажды Государь должен был взять извозчика на Дворцовой набережной, чтобы укрыться от народной манифестации. В другой раз толпа крестьян пала к его ногам у подъезда Зимняго Дворца и безмолвно благодарила за его покровительство...
И наконец настали торжественный день.
Н. X. Бунге
Н. В. Калачев.
Н. А. Милютин
Ю. Ф. Самарин
Н. П. Семенов.
П. П. Семенов.
Я. А. Соловьев.
Очевидцы передают, что 5 марта в Петербурге был один из тех редких светлых и солнечных дней, которыми так редко петербургская погода балует жителей. Это был последний день масленицы, прощеное воскресенье. Народа на улицах было много, но не более, чем обычно в масленичный день. Объявление Манифеста было полной неожиданностью для населения, и это величавое событие было встречено на первых порах довольно спокойно. Манифест был прочитан в церквах с амвона. В некоторых церквах послышалось „ура“, но большинство населения выслушало светлые слова в глубоком и благоговейном молчании. И все, как один человек, крестились, когда раздавались слова Манифеста: „Осени себя крестными знамением, православный народ“...
Государь лично прочел Манифест в манеже, встреченный по выходе из него громадною толпою народа. Народный энтузиазм наконец прорвался... То здесь, то там в столице при проезде Государя по улицами вспыхивали взрывы стихийнаго восторга. „Было два часа пополудни, —разсказывает один очевидец: —на Царицыном лугу было народное гулянье. Плац был полон народом. Издали послышались крики „ура“. Государь ехал с развода. По мере того, как он приближался, крики „ура“ становились все громче и громче. Наконец, когда Государь подъехал к плацу, толпа заколыхалась, шапки полетай вверх, и раздалось такое „ура“, от котораго, казалось, земля затряслась. Никакое перо не в состоянии описать тот восторги, с которым освобожденный народи встретил своего Царя-Освободителя“...
Другой очевидец, известный профессор и публицист А. В. Никитенко, сам бывший крепостной, так описывает торжественное и радостное настроение" великаго дня 5 марта:
„Великий день. Манифест о свободе крестьян мне принесли около полудня.
С невыразимо отрадным чувством прочел я этот драгоценный акт, важнее котораго вряд ли есть в тысячелетней истории русскаго народа.
Я не мог усидеть дома... Мне захотелось выйти побродить по улицам и, так сказать, слиться с обновленным народом. На перекрестках были наклеены объявления от генерал-губернатора, и возле каждаго толпились кучки народа.
Один читал, другие слушали. Везде попадались лица довольные, но спокойные. Из знакомых я встретился с Галаховым: „Христос воскресе“, —сказал я ему. —„Воистину воскресе“, —ответил он, и мы взаимно передали друг другу нашу радость. Потом я зашел к Ребиндеру. Он велел подать шампанскаго, и мы выпили по бокалу в честь Императора Александра II “.
Так праздновали народ и интеллигенция радостный день. Такое же радостное настроение, по отзывам современников, испытывал в этот день и сам Освободитель. „Сколько радости, — говорит один из них: — сколько душевнаго довольства было ярко написано на благородном лице Преемника Николая I в этот день, когда свершилось то, чего не решился сделать, легко сказать, кто: Николай I... Я в этот день видел лиц, присутствовавших при той трогательной сцене, когда на Сенатской площади толпа благодарнаго народа впервые поднесла хлеб-соль своему Царю-Освободителю... Сии свидетели говорили об этой сцене со слезами умиления и прибавляли, что им казалось, что Государь и Наследник окружены были сиянием: до того светлы были их лица... В тот же день, как разсказывали, счастливый Монарх пошел навестить свою дочь, малолетнюю великую княжну Марию Александровну, и, сияя от радости, целуя ее, сказал, что сегодня лучший день его жизни“...
В следующие дни в Петербурге состоялись новые манифестации восторженнаго населения. Петербургские фабричные рабочие в числе более 20 тысяч явились на площадь Зимняго Дворца и подали Государю хлеб-соль. Затем, спустя неделю после объявления Манифеста, тысячи крестьян и ремесленников, отслужив молебен в Александро-Невской лавре, отправились с женами и детьми к Дворцу и подали хлеб-соль и адрес. Государь ответил им, что освобождение крестьян было постоянным желанием и заботой Его Родителя, и даль депутации добрые наставления относительно исполнения долга и честнаго и правильнаго образа действий, если они хотят в свободном состоянии нести все его преимущества.
Такая же грандиозная народная манифестация состоялась позднее в Москве, в мае месяце, во время приезда Государя. 21 мая после молебна в Чудовом монастыре торжественное шествие нескольких тысяч московских фабричных и ремесленников направилось из Кремля в Александрийский дворец, где находился Государь. Все шли с обнаженными головами. Впереди шло 400 человек депутатов от разных сельских обществ. По прибытии к Дворцу, депутаты были введены за ограду, а остальные разместились на Большой Калужской улице. Во главе депутации был столетний старик Захаров, бывший крепостной. Государь вышел к депутатам и на приветствие Захарова и другого депутата ответил словами сердечной и простой благодарности. Затем Государь прошелся по двору среди депутатов до самой улицы, среди восторженных приветствий и криков „ура“. А когда он вернулся к дворцу, староста Захаров просил удостоить крестьян — показать им Государыню. На замечание Государя, что она здесь на балконе, старик простодушно ответил: „Не видим, Государь, удостой нас ее видеть и поклониться Матушке“. Государыня появилась тогда одна на балконе, и при виде ее все пали на колени, и раздалось громогласное „ура“...
Но эта манифестация, как упомянуто, происходила гораздо позднее дня освобождения. Самый же день, т. -е. 5 марта, был встречен в Москве с такими же проявлениями радости во всех слоях населения, как и в Петербурге. Манифест был с особенною торжественностью оглашен в Успенском соборе.
В провинции объявление воли состоялось в губернских городах в такой последовательности:
7 марта: в Владимире и Рязани. 8 марта: в Витебске, Ковне, Туле и Ярославле. 9 марта: в Вильне, Вологде, Калуге, Костроме, Минске, Могилеве, Орле, Пскове, Смоленске, Твери, Чернигове. 10 марта: в Воронеже, Гродне, Киеве, Новгороде, Симбирске, Тамбове. 11 марта: в Житомире, Казани, Курске, Самаре и Харькове. 12 марта: в Вятке, Нижнем-Новгороде, Пензе, Перми и Полтаве. 13 марта: в Екатеринославе, Каменец-Подольске и Саратове. 14 марта: в Петрозаводске. 15 марта: в Симферополе и Уфе. 19 марта: в Архангельске и Херсоне. 21 марта: в Астрахани и 2 апреля—в Кишиневе.
Народ везде встречал „волю“ спокойно-радостно. Почти везде служились молебны. Во многих местах делались постановления о сооружении икон, часовен или церквей, об учреждении школ, больниц, богаделен. Устанавливали ежегодные раздачи милостыни в день 19 февраля. Кое-где помещики устраивали угощения для освобожденных крестьян. Чрезвычайно характерно, что в это знаменательное время народ почти повсюду воздерживался от употребления спиртных напитков, даже там, где в дни объявления Манифеста происходили ярмарки или престольные праздники.
Во многих городах в день объявления воли была устроена иллюминация. Но всего ярче и торжественнее день дарования свободы был отпразднован в далеком Архангельске. Там в этот день были собраны в соборе все крепостные города — до 200 человек. После богослужения и чтения Манифеста губернатор обратился к ним с речью, а затем пригласил освобожденных крестьян к себе. У подъезда губернаторской квартиры им было поднесено вино. Губернатор поздравил их с Царской милостью и провозгласил тост за Государя. Весь город был украшен флагами, а вечером иллюминован. На щите, горевшем у городской думы, сияла надпись: „19 февраля 1861 года“, а на других щитах стояла цифра „21. 625. 609“ — число освобожденных „крепостных душ“.
Так совершилось то великое событие, которое можно сравнить с ослепительной молнией, пронизавшей всю Россию и развеявшей туман и спертый воздух народнаго безправия. Изумительное, воистину молниеносное разрешение многовековаго ига является, —еще раз повторим это, —настоящим чудом, которое кажется теперь, на разстоянии полувека, делом каких-то титанов.
И если мы вдумаемся в истинную сущность этого великаго происшествия, то легко поймем, какой именно титан совершил его... Этим титаном было великое сердце. Горячее и пронизанное светлой любовью к человечеству сердце Того, Кто, по выражению поэта—царскаго воспитателя, „на чреде высокой не забыл святейшаго из званий—человек“...
... И кто мне помог
Осилить надменность тиранов?
Кем был я избавлен от смерти,
От рабства?
Не ты ли одно все свершило.
Святое, горячее сердце?..
Эти величавые стихи немецкаго поэта невольно приходить на ум, когда вспоминаешь о том дне, который возсиял в России 50 лет тому назад. Да, только святое, горячее сердце могло зажечь этот день и поднять склоненные долу лица двадцати одного миллиона шестисот двадцати-пяти тысяч шестисот девяти „рабов“, „вещей“, „душ“ и сообщить им звание человека...
Содержание №8 1911г.: ТЕКСТЪ. Сфинкс. Одна из легенд русской истории. П. П. Гнедича. —Праздник света и свободы. (19 февраля 1861 года). Очерк Б. П. Никонова. —Университетский вопрос в Гос. Думе. ( Вопросы внутренней жизни. )—Заявление. —Объявления.
РИСУНКИ. „19 февраля 1861 года“ (16 рисунков, 11 портретов и 2 группы).
К этому № прилагается „Полнаго собрания сочинений Ант. П. Чехова" кн. 2.
г. XLII. Выдан: 19 февраля 1911 г. Редактор: В. Я. Светлов. Редактор-Издат.: Л. Ф. Маркс.
